Утро летом похоже на праздник: солнечное, свежее, душистое. Через открытую на ночь щель в седзи яркий свет проникал нагло, падая прямо на подушку и лицо. Нагиса, почти-почти проснувшись, сморщился и потерся носом о ткань наволочки, перевернулся на другой бок. Стало намного комфортнее, разумеется, и Нагиса стал снова проваливаться в сон, такой сладкий поутру, но вдруг щелкнуло в голове, что сегодня (да-да, именно сегодня) им предстоит очень важное событие.

Каждое событие Нагиса считал важным. Объявляя об этом, он делал строгое лицо и поднимал вверх указательный палец, отдавая маленькому Какаши команду: помыть ли картофель к ужину, собрать ли в саду камней для плотины на ручейке за домом, даже принести из кладовки совок с метелкой, чтобы прибрать рассыпанную Нагисой же муку на кухне.

Но это событие по важности своей превосходило все. Даже поход в овощную лавку. Поэтому пусть даже и не хотелось, пусть даже и не желал сон покидать его, а все же он с кряхтением потянулся и решительно сбросил с себя одеяло.
Сакумо не было уже две недели, ничем не выдающийся факт, если учесть, какие миссии он обычно берет. Возвращается - вот главное, а Какаши находит в себе детского терпения дождаться. А Умино и не против остаться в доме своих двух самых любимых людей, чтобы присмотреть за мальчиком. Тот в отсутствие отца был большим молодцом: не ныл и не плакал, а стойко переносил тоску по отцу. Нагиса же, в свою очередь, изо всех сил старался не дать Какаши загрустить.

Мальчика он действительно любил. Тот был деловым и уморительно серьезным, стараясь во всем подражать отцу, но искренность и непосредственность его подкупали безмерно. К младшему Хатаке чунин был по-настоящему сильно привязан.

И вот споро поднявшись с футона, быстро расправив одеяло и скатав матрац в рулон, Нагиса скрутил растрепавшиеся за ночь светлые волосы жгутом и заправил их за воротник спального кимоно. Нужно было скорее поднимать мальчика, который утром просыпался очень сложно (и в этом Сакумо в шутку обвинял разбаловавшего сына Нагису), чтобы успеть собрать еды для перекуса, найти сносное покрывало, которое не жалко будет постелить на землю, откопать в кладовке разные надувные штуки и зонт. Ведь сегодня они с Какаши идут на реку!

Нарочно громко протопав голыми пятками по коридору, он дошел до спаленки Какаши, резко и сразу полностью отодвинул седзи и... растерял всю свою решимость совершить побудку юного шиноби методами брата Рюидзаки (которые заключались, по большей части, в громовом восклике "ПОДЪЁ-О-О-М!" и вытаскивании наказуемого в холодный мир из-под теплого одеяла).
Какаши спал, смяв мягкую щечку о свою подушку и тихонько посапывая. Светлые мягкие волосы свалялись за ночь в пушистое облако. Чудесный мопс Паккун, который всегда был тут как тут, открыл большие влажные глаза, возворчнул что-то и, будто бы устало вздохнув, заснул снова.
Нагиса подошел к футону мальчика и сел на пятки рядом, разглядывая спящего Какаши с мягкой улыбкой.
- Эй, - негромко позвал он. - Эй-эй.

Нагиса любил мальчика, любил ухаживать за ним, баловать и всячески ему во всем помогать. Хотя едва освоив свою первую технику, Какаши раздулся от гордости как шарик и прилюдно заявил, что отныне взрослый, и помогать ему ни в чем не нужно.
Нагиса любил его – но не как собственного ребенка. Хоть он и был рядом едва ли не с рождения, все же не считал, что может заявлять хоть какие-то права на мальчика. Он был просто рад, что в его жизни есть такое чудо, которое каждый день узнает что-то новое и уже пытается вести себя как взрослый.

Юноша вздохнул. Если он так и будет просто сидеть тут и разглядывать эту милейшую сонную мордочку, то ни на какую речку они уже не пойдут, а потому он отфыркнулся от прилезшей на лицо волнистой пряди волос и запустил руку под одеяло, нащупывая там маленькую голую пятку. Найдя искомое, он легонечко пощекотал ножку. Сейчас будут крики и недовольства, всем заткнуть уши. Или нет. Какаши был одновременно и как все остальные дети, и непредсказуемым, и эта его черта Нагису чрезвычайно удивляла каждый раз. Привыкший заботиться о всегда многочисленной толпе детей в «квартале» Умино, он думал, что выучил все, что может выкинуть ребятенок в таком нежном возрасте, однако как жестоко он ошибался, если считал, будто все уловки сработают и с Какаши.

- Похоже, кто-то не хочет на реку смотреть драконов. Паккун, хочешь пойти со мной вместо кое-кого?.. – вежливо спросил он у пса, который делал вид, что крепчайше спит. Однако если у того было хорошее настроение, иногда собака хоть и с ворчанием, но принималась помогать: вылизывала щеки мальчика широким мокрым языком и тыкалась холодным носом в теплую со сна шею.
- Или мы идем сидеть целую смену на приеме бумажек в штабе, как тебе такое?! – Умино все же не выдержал и скинул с младшего Хатаке одеяло, подхватив того на руки, подбросив невысоко в воздух, а потом поймав сонного ребенка, и понес его в сторону ванной.
…В конце концов, Нагиса и сам очень-очень хотел отправиться на реку и посмотреть на драконов, которых, собственно, сам и собирался запускать.

Какаши быстро взрослел, он уже с пару лет был чунином, как и сам Нагиса. Полноценный шиноби. Миссии, тренировки, форма, аттестации – но для Нагисы он все еще был маленьким мальчиком, к которому переполняла Умино беспредельная нежность, подступая иногда к горлу комком из дурацких рыданий.
В Умино, во всех из клана, казалось, был бездонный колодец, наполненный любовью. Нагиса, если не занимался с Какаши разными разностями, не гонял его по заднему двору большого дома, не мастерил какие-то игрушки для него, не раскрашивал маску на фестиваль фейерверков… Иногда просто смотрел на мальчишку – худенького, какого-то маленького, тоненького, с большими черными глазами, как у его отца, с этими мягкими легкими волосами – и просто не мог сдержать необъяснимых слез, будто не в силах держать в себе все чувства к младшему Хатаке. Какаши вряд ли понимал, почему иногда Нагиса просто отлавливал его и долго прижимал к себе, поглаживая по хрупкой спинке, раскачиваясь вперед и назад. «Боги, как я его люблю», - думал сам с собой Умино.
Любил он и Сакумо. Любил искренне, крепко, не за что-то – за всё. И очень за него волновался. Больше всего – перед его уходом на очередную миссию. На эти страшные миссии, неизменно полные ужаса и крови. На их фоне даже собственные, ну не самые простенькие, нагисины миссии казались плевком в водопад. И когда он сам – сам! – выдавал очередную миссию Сакумо, от страха и волнения Нагису тошнило горькой желчью в уборной штаба. Когда Сакумо не было в деревне, чунин ни на шаг не отходил от Какаши.
Нагиса любил этот дом, этот сад, этот задний двор, эту нелепую бочку в углу, выплетенный какими-то вьюнками забор, огромную яблоню, тоненький клен… Все любил об этой жизни.
И это вот протяжное сонное «На-аги» - любил невероятно.
- Хорошо, я понял, - серьезно ответил он и тут же чмокнул мягкую щечку. Не дожидаясь яростных протестов, изловчился и чмокнул звонко и в другую и быстрей-скорей опустил Какаши на пол в ванной, выдавил зубной пасты на две щетки и одну подал своему коллеге.
- Поторопимся – прошмыгнем до прихода Кентаро, - подмигнул он мальчику. Брат Кентаро любил поутру заявиться и привязываться к каждой мелочи. Больше всего ему не нравилось, конечно же, что младший слишком редко приводит юного Хатаке в дом Умино. Нагиса был согласен, в принципе. Племяннику, сыну Кентаро, уже исполнилось три года, и на эту деловую колбасу с огромными шоколадными глазищами просто невозможно было не прийти не подивиться.
Быстро расправившись с умыванием и чисткой зубов, Нагиса растрепал волосы Какаши и шмыганул на кухню, чтобы наскоро покидать в корзину фруктов и овощей – все вкуснее, когда по отдельности, считал он. Но вообще-то, ему скорее было несколько лень сейчас возиться с нарезанием. Он просто возьмет с собой нож.

Покрывало, корзинка – в руках, сам Нагиса стоит на пороге и от двери кричит в дом:
- Ка-ака-аши-и-и! Давай быстрее!
Тишина.
Повертелся на месте, оглядываясь.
- Шиноби-сан, выходите, вы меня сделали, я вас не могу найти.