"Ты слишком много разговаривал. Ты слишком много знаешь. У тебя улучшенный геном. У тебя слишком длинные пальцы. Ты мне просто не нравишься. А тебя я вообще не знаю." - мысли о предыдущих жертвах с лёгкими промежутками порой имели место быть в голове господина Хошигаки. Новый приказ практически ничего не изменил в жизни молодого шиноби, в свои девятнадцать лет мечник омывал руки в крови и врагов, и соратников, и даже совсем неизвестных ему людей. На смерть каждого была своя ясная причина - убийство приносило определённый всплеск дофамина в головной мозг парня, но никогда не являлось напрасным. По крайней мере, так считал сам Хошигаки, и этого для него было вполне достаточно. Кровопролитие было определённым (и единственным, что очень важно) талантом молодого человека, а потому день за днём на него падало всё больше и больше то ли испуганных, то ли озлобленных взглядов. Впрочем, таков был мир мечника, и грусть о каждодневном и насущном казалась ему преступно нелепой.
Теперь, когда Ягура отдал приказ уничтожить всех и каждого, кто имеет улучшенный геном, Кисаме злился на окружающий его мир в тысячи раз больше, чем за день до кровопролитных событий. Шиноби ненавидел ложь, но теперь она была всюду. Всюду - это даже в нём самом, потому как мысли смешивались в непонятную грязь и просто-напросто выводили Хошигаки из себя. Врал здесь каждый, хоть и придавал своей личной лжи иную форму, совершенно отличную от других. Кто-то говорил в лицо, что поддерживает и даже восхваляет новейшие идеи Йондайм Мизукаге, обращая робкою рукой воду в кристально чистый лёд, кто-то клялся неделю назад на свадьбе, что пронесёт с супругом все тяготы и трудности мира сего, но уже сегодня скидывал мёртвое тело в гору остальных, покрикивая "Монстр!" вслед падающему трупу. Кисаме же находил здесь некоторую аналогию с чакрой - желтая энергия духа была для мира шиноби тем, чем ложь была для мира в целом: основой основ. Ведь нет никакого значения, какую форму, какое свойство ты придаёшь чакре, в результате ты получишь то, чего хотел на самом деле. И такой выход из лжи к собственным мечтам и желаниям - единственная финишная черта, на которой человек не обманывал хотя бы себя. К чёрту. Даже его ненависть была не настолько кроваво-чёрной, как вся эта сахарно сладкая ложь, стоящая на трёх китах.
От происходящего в собственном разуме парень отвлекался лишь тогда, когда очередное тело падало в гору. Его работа здесь была уже закончена - оставалось дождаться, пока отряд доделает свои бесполезные послебоевые дела и сможет выдвигаться в путь. Для него они были такими же убогими кусками дерьма как и те, что лежали друг на друге, разница лишь в том, что сердце первых ещё какое-то время будет биться, а вот вторые отучились от вредной привычки дышать раз и навсегда. Впрочем, отряд, что обеспечивал брюнета поддержкой в сборе урожая тоже не отличался особой прочностью нити жизни, а вот у Хошигаки были хорошо заточенные ножницы в ножнах, твёрдо знающие свою задачу. Предлог на добавку ещё нескольких трупов к куче уже готовых обязательно найдётся, и что точно известно - он будет чистой правдой.

Кисаме вошёл в дом, который больше напоминал лавку мясника, нежели реальное человеческое жилище, хозяйски закрыв за собою двери. Ему не хватало только поварского колпака и фартука, чтобы начать принимать первых покупателей. Мясо из едва появившейся лавки Хошигаки, стоит отметить, было просто безупречным: его редкость заставляла г-на Ягуру посылать своих лучших охотников, а свежесть каждой вырезки была заметна даже по температуре ещё не побледневших тел. Прекрасно! Кровавый Туман сегодня пирует. Однако, как это нередко бывает, даже в самом идеальном мясном магазине обязательно найдётся маленькая рыжеватая мышка, которая обеспечит ему закрытие раз и навсегда. И именно эта мышь из полумрака безлюдного, хоть и полного тел дома, осматривала мечника измученными зелёными глазами.

— Ты, наверное, думаешь, я буду выть от ужаса или ползать на коленях, умоляя тебя пощадить меня?  — подумать только! Она смела издать писк, ясно осознавая то, что больше никогда не сможет прогрызть себе норку в будущее. Любой другой был бы в бешенстве, особенно учитывая дальнейшие реплики девушки, но Кисаме был не таким, как иные. Его острые как ножи зубы освещали лицо улыбкой некоторого безумия, не того безумия, которое застилало глаза кровавой пеленой, но того безумия, частичка которого была в каждом живом существе на планете. Шиноби убрал аккуратно перебегающие пальцы с рукояти меча, выставляя это как некоторый знак. Хошигаки - хищник. Обессилившая девушка напротив - падаль. Это не его рацион, нет. Теруми была сейчас слишком лёгкой мишенью для него, хотя и сумела пробудить некоторый интерес к происходящему вокруг. Её братья по оружию весьма быстро исчерпали себя, превращая данное задание в очередное скучное похождение, терпеть которое не очень-то и хотелось.

— Может, вы и впрямь того не стоили. — мечник произносил это легонько посмеиваясь. Посмеиваясь не над падшими от его же руки, а от собственной надменности и возвышенности над жертвами. Бежать она не хотела, но желание жить в ней определённо хлестало бешеным фонтаном, коим хлещет кровь из артерий беспомощно падших.  Кисаме сделал несколько спокойнейших шагов по направлению к девушке, его правая рука в аккурат оттянулась к левому плечу, — Если хочешь жить - живи. — быстро вернувшись прямым движением к её окровавленному лицу. Было ли ей больно - не его забота. Хошигаки дал ей шанс, которого она хотела, и уже поэтому возникать отключенной не стоило. Единственное живое из всех прочих тел мечник закинул на своё широкое плечо, легко отворив запертые двери. То, что Кисаме покидал дом уже не совсем в одиночестве, выглядело крайне подозрительным, однако, после одного взгляда его крохотных разгневанных глаз всякое желание товарищей по команде задавать вопросы пропадало в небытие. Впрочем, как и сам Хошигаки. Быть может, он никогда и не появлялся здесь?

_________

Мечник кинул девушку на деревянный пол ничуть не нежнее, чем делал это с трупами её друзей или братьев по несчастью, называть можно как душе угодно. Было у неё оружие или нет, собиралась ли она нападать, в чём именно заключается её геномная провинность и насколько она опасна - плевать. Если эта девчонка посмеет рыпнуться, то просто останется с красивым шрамом между сердцем и аортой, а может и парой сантиметров левее. — Если не хочешь бежать, то делай так, чтобы бегать не пришлось. — здесь только его правила. — И даже не пытайся меня обмануть. — свой личный мир без лжи, пусть и строго ограниченный четырьмя деревянными стенами. Да, он тоже его хотел. И да, он тоже был человеком.