О том, что такое здоровый крепкий сон, Ирука благополучно забыл с самого первого дня войны. Сохранять спокойствие в столь катастрофической ситуации казалось просто невозможным, и он поначалу искренне удивлялся собственной способности продолжать функционировать в прежнем режиме, несмотря на гул встревоженных мыслей в голове, не умолкавший по первости ни на минуту. Однако с получением той крупицы информации, коей располагала общественность, и мгновенно розданных приказов, что не заставили себя ждать, здравый смысл, оперируя фактами, напомнил Ируке о своем существовании и заметно привел его нервы в более-менее сносный порядок. Хладнокровием чуунин в принципе никогда не отличался, но чувство долга в нем неизменно брало верх, возвращая самообладание.
Распределение по отрядам и дивизиям закономерно обошло Ируку стороной: война — это не только сражения на поле боя. Беготни с докладами, приказами, отчетами и прочей ерундой было предостаточно, но все это позволяло начальству обладать полной картиной происходящего и наиболее достоверной и свежей информацией, чтобы принимать правильные и своевременные решения. Лишний раз загрузить себе голову бесполезными переживаниями у Ируки абсолютно не было времени.
Еще вчера он смотрел Наруто вслед, едва сдерживая слезы, а сегодня Годайме-сама, будто бы забыв о по факту проваленном задании, снова раздавала распоряжения, сотрясая стены штаба своим громогласным голосом. Из самого охраняемого места на планете Ируке требовалось отправиться в самую гущу событий — непосредственно на поля сражений.
— В Третью дивизию, — приказ прозвучал без лишних объяснений, — Генералу лично в руки.
Получив ценный документ, Умино спешно откланялся, постеснявшись донимать начальство вопросами, и, только лишь когда за его спиной закрылась дверь, он позволил себе ненароком улыбнуться. У генерала Третьей дивизии и без того хватало чинов и званий, но последнее так и норовило переплюнуть по важности все предыдущие. Содержимое порученного документа разжигало любопытство: чего такого личного там могло быть, чтобы не доверить эту информацию, например, штабным связующим. Впрочем, поручение Ируку никак не смутило, потому что вещи, о которых ему не положено было знать, не только имели право на существование, но и обязаны были оказываться в нужных руках.
Лагерь встретил посланца недружелюбно, но тому был ворох законных оснований. Ирука воспринимал все меры предосторожности с пониманием и вежливостью: охрана действовала добросовестно, что не могло не радовать. Вероятность проникновения каких-либо вражеских сил была сведена к минимуму, но, стоит признаться, все равно существовала. Возможности противника выходили за рамки привычного, поэтому все, что порою могли делать силы альянса — это быть готовыми к самому худшему.
Двое сопровождающих отконвоировали Ируку к местному штабу через весь лагерь, погруженный в давящую тишину, в которой каждый шорох не мог остаться незамеченным. Напряжение стальным куполом накрывало всю территорию, и чуунин, на мгновение обрадовавшийся тому, что путь обошелся без каких-либо эксцессов, после двух минут любования лагерем стал озадачен еще сильнее. Покой третьей дивизии явно только снился. Ирука не был должным образом осведомлен о конкретном ходе боев, выпавших на долю именно этого подразделения, но беглый осмотр местности позволил сделать пару неутешительных выводов. Ему вдруг стало жутко стыдно за собственную бодрость и энтузиазм: несмотря на долгую дорогу, Ирука чувствовал себя на удивление прекрасно.
Провожатые, кажется, решили всучить гостя начальству прямо в руки, посему покинули импровизированный штаб только с позволения командира, которому, что вполне логично, было немного наплевать на правила этикета. Замечание о том, что о человеке в третьем лице в его присутствии говорить крайне невежливо, Ирука проглотил вместе с комментарием относительно генеральских апартаментов. Шатер, хоть и выглядел по-спартански, но был настолько громадным, что чуунин себя ощущал совсем не в своей тарелке. Впрочем, он искренне сомневался, что такому человеку, как Хатаке Какаши, в принципе есть дело до подобных ничего не значащих факторов, поэтому попусту тратить его время Ирука был не намерен, мгновенно поклонившись в ответ на равнодушное приветствие:
— От Хокаге-сама. Вам лично в руки, Какаши-сан, — собственный чересчур звонкий голос аж самому Умино, вручившему адресату его заслуженный свиток, резанул по ушам, но далее он попытался говорить спокойнее, проще и с еще более серьезным видом, — Я отправляюсь обратно в главный штаб. Не нужно ничего передавать?
Ирука замялся, подумав, что занудствовать прямо с порога будет вопиющей наглостью, но если же отряд нуждался в чем-либо или нес какого-нибудь рода потери, а Какаши-сан вдруг почему-то не знал, куда обратиться, или стеснялся (что за дурость), или не считал это важным (ах да, конечно), то, как минимум, высказаться Ирука, представлявший собою, так сказать, взгляд со стороны, просто считал своим долгом. Он старательно не подавал виду, но былая уверенность тем временем сходила на нет.
— Быть может, не лично Вам, а в интересах всей дивизии.