Руки по локоть в густой черной жидкости, вязкой, как кровь (в темноте она ведь тоже кажется черной), тянут его на дно, прочь из сознания, они шипят откуда-то снизу: «Не возвращайся».
Изуна снова выныривает на поверхность, в ушах болезненный звон, а вокруг снуют люди, кажущиеся ужасно знакомыми. Он не хочет, чтобы они заметили, что он очнулся, рана на боку плотно перемотана, кажется, даже пережата, отчего Учиха трудно дышать. Нужно задержать дыхание, иначе они наверняка услышат.
- Изуна-сан? – голос Хикаку раздается словно издалека, хотя, вот же он, стоит подле него – только руку протяни. Когда лицо соклановца расплывается у него перед глазами, мир рушится вновь. Бросает то в жар, то в холод, Учиха пытается нашарить на простынях хоть что-то, но его попытки слишком тщетны, чтобы увенчаться успехом. 
Следующее пробуждение приходит ближе к ночи, когда вокруг все зажигают свечи, чтобы разглядеть смутные очертания в беспроглядной тьме. В комнате тихо, лишь тени снуют за стенами, но они размазаны, как огарки свеч, которые совсем недавно зажгли для него.
«Как будто и меня собираются хоронить», - хриплая насмешка над самим собой вызывает кашель, и Изуна долго не может отхаркать бордовые сгустки крови.
Он знает, что мать волнуется. В последнее время она только и делает, что беспокоится о каждом из них: об отце, о брате и, конечно же, о нем. Сейчас – о нем особенно.
Не смотря на то, что младший сын, в отличие от Мадары, полностью поддерживал взгляды Таджимы, к матери он был привязан несколько больше. Его не воспитывали, как будущего главу клана, только как искусного воина, способного защитить клан и не уронить честь семьи. Конечно, в нынешние времена ни в чем нельзя быть уверенным, и вполне может случиться так, что Изуна останется единственным сыном главы клана и его жены, но об этом никто не смел и помыслить. Мадара был слишком силен даже среди собратьев.
Мадо поддерживала его, когда имели место юношеские волнения, касающиеся того факта, что отец больше времени и усилий тратил на старшего сына, и Изуна только потом, спустя несколько лет, понял, что это было далеко не так.
Она, даже будучи знатной дамой, сама залечивала его раны и мазала его многочисленные синяки мазями из трав. Вполне вероятно, после смерти сыновей, чувство недоверия и паранойя развились в ней выше допустимой нормы.
Учиха держится одной рукой за шаткие стены, другой – за рану, которая так и не перестала кровоточить, он чувствует, как под пальцами расплывается нечто липкое. Стоит зайти в ее комнату, чтобы она успокоилась. Если вообще может успокоиться мать при виде своего тяжелораненого ребенка, не способного твердо стоять на ногах.
В голове проносится: «Она увидит меня живым», и все сомнения остаются в прошлом. Этому его тоже научила Мадо – стирать все ненужное из сознания.
«Но кто сотрет их мертвые лица из твоей памяти?»
Не смотря на рану, Изуна подходит к ней почти беззвучно (лишь плащ приятно шелестит по полу) и кладет руку на ее худенькое плечо.
- Прости, - в горле пересохло, и говорить до дьявола трудно.
Он представляет, как две пары крохотных рук тянутся к ней из бездны, в которую он падал еще недавно. Они тянутся к ней постоянно, и Изуна не представляет, как она до сих пор не сошла с ума.